О Монсеррат в романе "Красное спокойствие"

монтсеррат, монсеррат, монастырь монсеррат, роман красное спокойствие

(Фрагменты романа Сергея Захарова "Красное спокойствие", посвященные аббатству Монсеррат)

 

 

...Открылись алебастровые Врата Ангелов. 

 

В упор Пуйдж наблюдал тонкую, длинную, нервную, как у спятившего гуся, шею впереди стоящего мужчины,  ноздрями забирая в себя запах его испуганного пота. Да, да, так и есть: лихорадочный и резкий аромат страха не спутаешь ни с чем. Человек впереди боялся - и боялся всерьез.  

 

Такое здесь, на Монсеррат, настигало многих - страх. На то имелись свои причины: помимо тех, кто знал, куда и зачем идет, и готовился к этому заранее, и приходил - подготовленным, были и другие: люди, слетавшиеся к Черной Мадонне праздничными отпускными мотыльками, на еще одну программную достопримечательность - и только.

Нередко такие являлись сюда, одержимые  неукротимым духом противоречия, заложенным в самой человечьей природе - являлись будто для того лишь, чтобы иметь потом железную возможность сказать: ну, ездили мы в этот монастырь, ну, видели Черную Мадонну - и ничего такого особенного не произошло! Не грянуло. Не случилось. 

Где они, обещанные чудеса?! Не было их, и нет, и быть по определению не может!

 

Есть - умелый маркетинг и правильная реклама, рассчитанные на легковерное и легко внушаемое стадо.

 

И, как результат, массовое помутнение в неокрепших мозгах. Зомбирование, одним словом - и ничего более. Обыкновенные поповские штучки! 

 

Пуйдж и сам не был фанатически религиозен - как и многие его ровесники. Скорее даже наоборот - слишком уж перекормили испанцев католицизмом в прежние, подперченные инквизицией, века: так, что жгло от рождения, не лезло больше  в рот и вываливалось упорно наружу. 

Нет, в Бога он веровал, Библию, понятное дело, читал и многие места из нее мог цитировать наизусть - но рьяным католиком назвать себя ни в коем случае не рискнул бы.  Однако он родился в Каталонии, он бывал, как и каждый его земляк, у Черной Мадонны с детства - и потому из собственного опыта знал, что "поповские штучки" совершенно в этом случае не при чем. Он сам, если на то пошло, активно их недолюбливал - эти самые "штучки". 

Экскурсии на Монсеррат

Монсеррат же и Черная Мадонна - другое. Совсем другое! Жаль только, что словами этого не объяснить. Есть понимание души - а душе не нужен каталонский, испанский, русский, английский или немецкий язык:  у души своя универсальная кодовая система. 

Есть место, избранное не случайно. А в месте этом -  возможность пробиться к небу напрямую, без посредников - без хождений бесконечных по инстанциям и бюрократической пытки-волокиты. Да, да, прямо к небу - к тому самому небу, на мягких прохладных подушках которого, осиянный оранжевой вечностью, есть единственный и единый Бог: тот, что для всех одинаков, и для каждого - свой. 

А Моренета, Черная Мадонна Монсеррат - канал и проводник. Проводник, дающий такую возможность: поговорить. Поговорить, зная, что тебя услышат. Услышат и поймут, как есть - без испорченного телефона и многолетних очередей в приемной. Поймут и помогут - обязательно поймут и помогут. Подскажут, укажут, дадут знак... Конечно же, он, по косноязычию своему, выразился не теми словами, коряво, невнятно и бледно - но, видит Всевышний, как мог,  так и сказал, и душой не покривил - ни в полградуса!

Здесь, на Монсеррат, помогут, направят, укажут путь - вот только и с тебя спрос будет особый. Ни изворачиваться, ни лгать, ни лицемерить тебе здесь не дадут. И внутрь себя заглянуть заставят - да так глубоко, как ты до того никогда не заглядывал.

Это ведь дебри нехоженые - твое нутро. И продираться через этот бурелом - не из простых и не из приятных занятие! И не из привычных тоже - со многими здесь в первый раз это случается.

Потому как если другим врешь по необходимости и время от времени, то себе - с удовольствием и редким постоянством. На этом стоит человек - животное изощренное и слабое. Вот только здесь этот фокус с самовраньем не пройдет, не стоит даже пытаться - такое это место! 

Монсеррат с русскоязычным гидом

И, каждый, переступая порог Церкви, неизбежно начинал понимать это. Понимать и ощущать, как здесь, в близости Черной Девы, высыхает и осыпается враз пустой и мертвой шелухой все внешнее и напускное. И уже неважно даже, чьим молишься ты богам  - и молишься ли вообще. 

Важно то, что у тебя внутри. То, о чем ты, возможно, и не догадывался даже - пока не попал сюда.

 

А зачем нужны они, эти сеансы голой правды - ну, здесь все просто! Для Пуйджа, который в силу своей основательности привык каждой вещи определять свою законную полку, и когда-то детально осмыслил и этот момент, ответ был ясен и прост.

 

Прежде чем коснуться вселенского шара в руке Моренеты, ты обязательно должен понять, кто ты есть. И имеешь ли ты право - просить. И достоин ли того, о чем просишь. И нужно ли тебе вообще - то, о чем ты просишь.  

 

 

Многие, побывав здесь, так и уходили, не попросив ни о чем. Не такое это простое дело, оказывается - беседовать с небом. И не каждый в состоянии - до беседы этой себя довести.

Не раз и не два наблюдал Пуйдж, как человек в очереди принимался, внезапно и вдруг, без всякой видимой причины бесноваться, рычать, выть, скулить и плакать на чужие, не его голоса, как стремился выдраться всеми своими когтями-ногтями из плотной людской массы... 

 

Не раз и не два приходилось видеть Пуйджу, как, приближаясь к Черной Мадонне, враз старел человек, делаясь меньше, вжимаясь внутрь себя и врастая в мраморный пол...

 

Как свинцовой, внезапно упавшей  безжалостной плитой истины стирало с лица все и всякие выражения, оставляя одно - смятения и страха, и одну же, завязшую в непослушных губах фразу: я не готов, выпустите, я не готов, дайте мне уйти, не готов, не могу, не готов...

 

А и то: не каждому под силу, когда студенисто-нежную, самому себе почти неизвестную субстанцию эту  - душу - заголят до самого дна да начнут светить-просвечивать насквозь... Такое увидеть можно на этих снимках, что поседеешь враз! Не-е-т, не каждому это под силу - душу сводить на рентген...

***

 

...По левую руку он видел главный алтарь - монолитную восьмитонную каменную глыбу, высеченную прямо из скалы за монастырем, а над ним - распятого, слоновой кости, Иисуса на золотом кресте, а еще выше - корону.

 

Шорох, шопот, шуршание, шелест и шарканье - приглушенные шумы шевелящейся людской массы, возраставшие иногда и тут же прерываемые  гулким гусиным шипением служек - делались для Пуйджа слышны все менее. Звон - сверху, снизу, справа и слева, и внутри самого Пуйджа - повсюду воцарялся и креп звон.

Поначалу низкий, внезапно он истончился и вытянулся в сплошную  нарастающую комариную ноту.  Жар и вибрация, исходившие от Тронного Зала,  сделались сильнее. 

 

Вослед за потной шеей Пуйдж, оставляя позади Ангельские Врата, взошел на первую ступень. Зашелся тонким слабым писком ребенок - как будто из далекого далека плакал сам Пуйдж, подумалось отчего-то ему. 

 

Справа были Святые Девы, слева - Святые Матери.

 

 

За спиной его, много сзади и ниже, кто-то вскрикнул, задавленно охнул и забормотал быстро-быстро на языке больного зверя - и так же разом смолк. Смолк - или Пуйдж просто перестал что-либо слышать.

С каждой ступенью истертого мрамора звон накалялся  еще сильнее, еще ровнее и выше, до невозможного,  исторгая за пределы восприятия все прочие звуки. 

 

Стали видны тяжелые, чеканного серебра, двери. Из-за бордовой, тоже успевшей промокнуть насквозь, спины боящегося впереди  Пуйдж захватывал уже глазом край бронированного стекла и лик "Моренеты".

Монсеррат - экскурсии из Барселоны

 

Бордовый не упал даже - рухнул, словно снятый пулей, на всхрустнувшие разом колени и потек молитвой: горячечно, истово, самозабвенно.

 

Когда он, исходя слезами, поднялся, удивительным светом осиян был резкий профиль лица его. Впрочем, почему удивительным - самым здесь обычным!

 

А там и сам Пуйдж задеревеневшими враз ногами взошел на приступку и стал перед Моренетой, положив руку на открытую для контакта сферу, и случилось неизбежное: головокружение, звон сильнейший, достигший пика и сменившийся полной глухотой, оранжевый плотный пульсирующий свет - и ни единой связной мысли в голове, как это бывало всегда. 

 

Время встало. 

Он пребывал, чуть качаясь в такт пульсам, исходившим от Моренеты, в безвременьи и невесомости, пребывал неизвестно сколько, вечность или миг, пребывал, не в состоянии ни о чем связно мыслить и лишь всякой молекулой своей ощущая, что его любят, любят так, как никто и никогда не любил; любят таким, какой он есть - маленьким, слабым, ничтожным, злым, плохим, задумавшим то, что он задумал; его любят за то, что он есть, он дышит, живет, пытается думать и уже поэтому достоин любви - он, Пуйдж, ничтожнейшая кроха вселенского хлеба; его любят и будут любить вечно, любовью всепроникающей и растворящей в себе, любовью всеобъемлющей, бесконечной и делающей его самого бесконечно большим... 

Так, вне времени, созерцая мягкий и строгий черный лик Мадонны, он дышал в унисон с Богом, жил в унисон с Богом и весь был у него как на ладони, а после - сокрушенный, умерший, очищенный, зачатый и народившийся вновь - приложился  сухими губами к сфере, сотворил крест, сошел, в слезах светлых, по ступеням вниз и свернул, пошатываясь, направо, в витражную шкатулку Заалтарной Капеллы.

Капеллу пристроили к зданию храма в 19-м веке - и поступили совершенно правильно. Сидя здесь, наблюдая в застекленной нише образ Моренеты со спины, можно было еще раз побеседовать с ней.

 

Как раз для таких, как Пуйдж, капеллу и возводили: чтобы дать возможность без спешки, обстоятельно  и в подробностях дорассказать Мадонне то, что не успел в тронном зале.

 

Пуйдж сел слева, в третьем ряду. Пряменькая спина Моренеты тускло золотилась за толстым гнутым стеклом. Солоноватая вода легко убегала по прочным, будто вырубленным из  листового железа, щекам Пуйджа, но он не замечал этого... 

 

 

Полностью текст романа можно прочитать здесь: https://ridero.ru/books/krasnoe_spokojstvie/

гид в барселоне, экскурсии в барселоне, барселона-экскурс